Львов звенел трамваями, шумел людьми и вообще очень отличался от тихого и немноголюдного Жолкева. Пан Эдвард шел по тротуару, опираясь на зонт-трость, поглядывал по сторонам, надеясь порадовать глаз приятной панянкой, как вдруг ему показалось, что на другой стороне дороги мелькнуло знакомое лицо. Лицо было скрыто за кепкой и приподнятым воротником пиджака, но весьма напоминало покойного Зеленского. Знакомец скрылся за людским потоком и пан Эдвард подумал, что ему могло привидеться.

* * *

Мрозовский возвращался в Жолкев с тяжёлыми мыслями. Его даже не радовало приятное знакомство в кофейне.

Панянка была коротко стрижена, рыжеволоса, в самом соку и игрива. Она, как показалось Мрозовскому, призывно на него смотрела, медленно слизывая кончиком языка с верхней губы пенку от кофе по-венски. Похоже, что панянка была иностранкой, поскольку одета вызывающе — в белый мужской костюм. На шее, поверх белой же рубашки, она повязала длинный шёлковый шарф синего цвета. Это делало её более женственной. Сквозняк теребил шарф, и панянка каждый раз ловила его, хохоча и показывая белые зубки за алыми губами.

Воображение Мрозовского окончательно разыгралось, и он уже вообразил себя с этой дамочкой в уединенном романтичном месте: в мастерской художника, среди сырых, незаконченных картин, мольбертов, красок… Обязательно красный диван, на котором позировала натурщица местами обёрнутая в тонкую, полупрозрачную ткань. Или это был шёлковый шарф? Шарф прикрывал только часть обнажённого тела. За мольбертом стоял он — Мрозовский — собственной персоной. Ему совсем не подходила поза, которую приняла натурщица, потому он подошёл к ней и принялся показывать, как лучше прилечь, и сам расположился рядом. Поправил на натурщице соскользнувший шарф, взял в ладонь небольшую белую грудь, а потом просто развернул её лицом вниз и просунул руку между белых ножек…

Фантазия Мрозовского неуёмно рисовала картинки и он даже перевозбудился. Кажется, панянка заметила его неловкость и теперь выгибала спину, демонстрируя всем своим естеством желание и негу.

Мрозовский закашлялся и залпом допил остывший кофе. Задел локтем зонт, который с треском упал под столик, и случилось чудо — панянка подошла и подняла его.

— Прошу прощения, вы уронили, — сказала она, и так заглянула в глаза Мрозовскому, что тот часто задышал и почувствовал, как к лицу приливает кровь.

Её голос с сильным немецким акцентом проник в самую душу Мрозовского, совершенно лишив воли. Он глупо кивнул и вместо благодарности издал непонятный звук.

— Вам нехорошо? — забеспокоилась незнакомка.

— Нет-нет. Благодарю, — наконец откашлялся пан Эдвард. — Позвольте отрекомендоваться. Эдвард Мрозовский. Сыщик.

— Сыщик? — глаза у панянки заблестели интересом, и она тоже представилась. — Сусанна Баумгартен. Художница.

Мрозовский возбудился ещё более, узнав, что вожделенный объект так совпадает с фантазией его поразившей.

Художница оказалась сговорчива и даже более того — настойчива. Она словно ненароком обронила, что совсем рядом арендует приличные апартаменты, и может угостить отличным кофе у себя дома. Якобы теперь кофе стали продавать паршивый, а ей немецкий привезли, хорошего качества. Пана Эдварда долго упрашивать не пришлось, он быстро рассчитался и за себя, и за Сусанну, и вышел из кофейни вслед за нею, прикрывая возбуждённое причинное место свежей газетой.

Огромная квартира Сусанны занимала весь третий этаж в доме напротив отеля «Жорж», из окна гостиной был отличный вид, а рядом со спальной устроена мастерская, где пан Эдвард обнаружил такой желанный красный диван. Конечно же, он не был буквально красным, просто старую потёртую развалюху накрыли красным плюшем с длинной бахромой.

Когда пан Эдвард повторил фантазию, и его бёдра ритмично забились о бёдра Сусанны, развалюха заскрипела так, что, казалось, все жильцы отеля напротив скоро сбегутся, чтобы дать какой-то совет или просто сделать ставки на то, кто из них двоих раньше закончит. Представив себе эту картину, Мрозовский разволновался, поскорее закончил и, отказавшись от кофе, ретировался, соврав, что опаздывает на поезд.

Некоторое время назад в шикарных апартаментах напротив отеля «Жорж» состоялась следующая встреча.

В просторной гостиной, драпированной полосатыми шпалерами и обставленной подержанной мебелью в стиле ампир, в креслах за низким чайным столиком сидели двое. Молодая особа приятной наружности с короткими рыжими волосами и мужчина средних лет: худощавый, высокий, с нервным породистым лицом и курчавыми тёмными волосами. Они пили шнапс из хрустальных рюмок на высоких тонких ножках и заедали его яблоком, порезанным в большой тарелке.

— Этот Мрозовский, как больной зуб, — сказал Германов и нахмурился так, как будто у него и в самом деле зуб болит. — От тебя требуется выведать, что ему известно о деле, ну и вообще держать на привязи. Кобель при сучке всегда на виду.

Германов издал противный смешок. На что Сусанна кокетливо улыбнулась и постучала ноготками по столешнице.

— Хотелось бы понимать, что я получу взамен? — спросила она с лёгким немецким акцентом и пристально посмотрела на Германова.

— Не волнуйся, детка, я с тобой рассчитаюсь, — заверил Германов и сжал ей коленку.

— Я не волнуюсь, но подъёмные мне потребуются, — с прохладцей сказала Сусанна и сделала жест пальцами, словно отсчитывает купюры. — Тем более что он сыщиком служит, да и старый.

Сусанна презрительно скривила пухлые губки.

— Сыщик — да, но ловелас он известный. Клюнет на тебя сразу, точно тебе говорю, — сказал Германов.

— Конечно, клюнет. Но я должна знать, где его обрабатывать. Или домой к нему идти и под окнами танцевать?

— Домой не нужно, — сказал Германов и задумался, взял рюмку и кусочек яблока. Отпил, шумно занюхал яблоком и положил обратно. — Мрозовский поедет во Львов. Точно поедет, я знаю, что говорю. — Германов противно захихикал и Сусанна тоже рассмеялась. — Когда он сюда соберётся, я сообщу, только не забудь, ты должна будешь ждать в маленькой кофейне, что во внутреннем дворике аптеки. Ну, ты поняла в которой? «Под венгерской короной».

Сусанна кивнула, потянулась к папиросам, изящным жестом вытащила одну, уверенным движением смяла гильзу и замерла, ожидая, что Германов поможет прикурить. Подождав с пару минут и поняв, что не дождётся зажжённой спички, Сусанна вытащила из редикюля зажигалку и прикурила сама. В отместку она тут же выдохнула клубы дыма в лицо Германову. Тот скривился, резко протянул руку и слегка ударил Сусанну по губам.

— Сам курю, но когда в лицо дымят — не выношу, — Он тоже подкурил папиросу и внимательно посмотрел на Сусанну. — Только не вздумай повести свою игру, девочка. Я умею угадывать мысли.

— Зачем мне своя игра, если ты мне платишь? Сама-то я себе не заплачу.

Она немного нервно рассмеялась и замерла. В тонких пальцах тлела папироса и осыпалась на скатерть. Скатерть, связанная крючком из грубой нитки